«Если бы счастье заключалось в телесных удовольствиях,
то мы должны были бы называть счастливыми быков,
когда те находят горох для еды»
Гераклит Эфесский

Жертвенная любовь — сверхчеловеческая способность

Вашему вниманию история. Жил был на этом белом свете добрый человек. Жил он в достатке, был уважаем, имел любимую жену, детей, и, главное, жил праведно, всецело угождал Богу. И вдруг он лишается всего и сразу. И что? Вместо того, чтобы изрыгать проклятия, неистовствовать, захлебываясь в собственной злобе, он, заживо разлагаясь, в струпьях, благодарит Бога за все с ним происходящее. Ни тени недовольства в его лице, ни признака ненависти. Во всецелом доверии Творцу, в надежде на Него он умиротворен и спокоен. Имя этому человеку Иов. Тот самый ветхозаветный праведник.

И это не единственный случай. Через ряд столетий спустя, так же поступит и пленник Нерона. Несправедливо им оклеветанный и осужденный он, сгораемый пламенем огня, в муках искренне будет молиться за своего обидчика и палача. Христианин. В чем же загадка его сверхчеловеческой способности? Да, именно сверхчеловеческой. Потому что сам по себе человек, который еще вчера «заводился с пол оборота» из-за ерунды, едва ли сможет всем собой вдруг возлюбить собственного врага?

Что это за любовь, которая жертвенна, всепрощающа, бескорыстна и всеобъемлюща? Любовь, которая для одних безумие, для других недостижимая цель? Потому она и — ДАР, что достичь ее самостоятельно человек бессилен. ДАР? Но чей? Если не человека, то, разумеется Бога.

Признаки Божественной любви

Это очевидно. Признаки налицо. Во-первых, никакая другая любовь, кроме Божественной неспособна настолько «впаиваться» в природу человека, что бы быть ее неотъемлемой частью, ее естественным состоянием, свойством, средоточием жизни. Во-вторых, что очень важно,- никакая другая любовь, кроме этой не созидает. И только в состоянии Божественной любви человек обретает подлинные радость и умиротворение. Именно в этой любви, как непреходящем, устойчивом состоянии человек обретает долгожданный покой, потому что для него теперь нет ни врага, ни «объекта» зависти или ненависти, ни вражды, ни равнодушия. Дух его умиротворен и покоен, и никто извне покой этот не нарушит...

Искусство обретения счастья

И последнее, не менее важное. Где Этот благодатный Источник, Дарующий успокоение? Правильно, Он везде. Это подтвердит и философ, который сидит целыми днями, усупившись в тетрадный лист, размышляя над тем, где можно выискать очередной аргумент в пользу существования Бога. Не сомневайтесь, он обязательно докажет, что «Абсолют» или «Высший Разум» есть. Более того, он поверит в «Объект» своих исследований, но при этом, оправдываясь собственной занятостью, не удосужится найти в себе силы сорваться с насиженного места, чтобы хотя бы палец о палец ударить во имя уважения к «Действительности», бытие Которой доказал.

Или может философ прав? Не нужно «срываться», достаточно просто верить. Тем более, что Бог везде, а стало быть, и в душе человека. Допустим. Вот только толку от этого?

От убеждения, что Источник искомого счастья существует и что Он Вездесущ, человек не становится счастливее. Да и вообще по сути, ничего не меняется ни в нем, ни вне его. Но это отнюдь не означает какую-то безучастность и равнодушие со стороны Бога или Его «неполноценность». Он может человека осчастливить вмиг. Но найдет ли, уживется ли это счастье в том, для кого оно нежеланно, не искомо? Не будет ли оно противоестественным тому, кто по своей сути адаптирован к условиям счастья иного рода? Потому Бог и не навязывает Себя, а лишь предлагает. Он будто говорит: «человек, ты жаждешь счастья? Не другого, а именно этого? Тогда не только думай и размышляй о нем в уме, не только желай его своим сердцем, но и приходи за ним, соверши волевой акт, и Я дам тебе его».

Вот вам и все немудреное искусство обретения счастья. Знаешь, что оно есть, знаешь где, желаешь обрести, не поленись, приди и возьми его. Иначе: объединись с ним всей своей личностью. Не только в сознании и сердце, но и в волевом акте, действии, практике. Стань средой Его обитания, присутствия во всех сферах своего бытия, чтобы беспрерывно и полноценно быть с Ним и в Нем всей своей целостной природой. Включи Его в свою собственную жизнь, чтобы и самому быть включенным в Его. Наконец, живи в Нем, чтобы Он жил в тебе.

Минимум труда — максимум счастья: возможно ли?

Быть может, найдутся те, кто примет эту незамысловатую концепцию в штыки. Скажут: «не без противоречий здесь, все-же...Ты в Нем, Он в тебе...Как же это?» Однако будет ли это означать ее неправдоподобность? Основывать свои суждения на личных амбициях, заведомой предвзятости или нежелании приложить усилия в познании еще непознанного, и потом слепо верить в них и следовать им, верх легкомыслия, и, даже, глупости.

Здесь речь о людях, которым сидеть сложа руки в ожиданьи счастья, больше, чем привычно. И которым, всего менее, хотелось бы восходить к звездам сквозь терния. Модель их жизни иная. Она — в максимуме счастья при минимуме труда.

Убедиться в том, что это самообман несложно. Для этого нужно лишь одно: прочесть все существующие книги по истории и попытаться найти в них факты, которые свидетельствовали бы о подлинности и полноценности «легкого», «не выстраданного» «счастья».

Позвольте помочь. Вот один из них. Факт, которому уже не одна тысяча лет. По своей древности он не уступает даже самому человеку. Суть его в том, что максимум счастья по имени «богатство, слава, наслаждение» при минимуме труда, — вполне возможно. А вот максимум счастья, имя которого «свобода от пристрастия к «Золотому тельцу» при том же условии, — едва ли.

О «фальшивом счастье»

В том-то и признак «фальшивого счастья», что его достижение возможно при минимуме усилий. Посудите сами. Что всего легче сделать: позволить себе все или воздержаться в чем-то? Потерять в обстоятельствах «вседозволенности» моральный облик и превратиться в совокупность животных инстинктов или устоять на пьедестале человеческого достоинства? Разумеется, первое. А это и есть то единственное условие, при котором счастье этого рода (богатство, слава, наслаждение) становится доступным. Будет ли в восторге человек от последствий этого, когда в зеркальном отображении он увидит человекообразное существо вместо себя? Думаю вряд ли... Если так, зачем тогда, спрашивается, выдумывать такие жизненные модели, которые по сути своей самоубийственны? Не безумие ли это?

Итак, подлинное счастье требует максимальной выкладки. Если человек выбрал в качестве искомого счастья Бога, — в таком случае необходим труд. Мы говорили, что труд этот, главным образом, заключается в стремлении к «объединению» с Богом, а так же в самом акте «объединения» с Ним. В первом случае, имеется ввиду подготовка «благоприятных условий» для водворения Бога в душу человека. Речь здесь о степени духовно-нравственного «соответствия» человека, его «уподобления» Творцу.

Самоотречение и самоотвержение как необходимое условие для «объединения» с Богом

Безусловно, это, в свою очередь, предполагает колоссальный труд. В чем он? Во-первых, в самоотречении, то есть в решимости кардинально переиначить личную жизнь, в преодолении самовлюбленности и безграничной самоуверенности. В том, что человек бессилен себя осчастливить самостоятельно, мы уже убедились. И что, соответственно, ему нужна помощь, то же. Осталось только уяснить, что возможна она лишь вне его состояния «самости» (святоотеческий термин), то есть «замкнутости» в отношении предлагаемой помощи. Смириться с фактом, что я не всемогущ, и что, оказывается, я нуждаюсь в помощи, не так уж и легко. Самоотречься, таким образом, значит осознать, что «Я — не тот, за кого себя принимаю и выдаю», что я небезупречен и уж тем более не идеален. Доказательством тому мое бессилие различить добро и зло. Я не вижу грани между ними. То, что кажется мне добром, оказывается в итоге злом. То, что по-моему созидает, по сути разрушительно. Любое мое действие или предприятие заведомо ошибочны. Следовательно, я — «несамодостаточен». Во всем мне чего-то недостает. Значит я — существо «нуждающееся». Однако эту нужду не в состоянии удовлетворить ни выдуманный мной закон, ни какие-либо вымышленные человеком и поставленные им во главу угла собственной жизни принципы. Но если существует другой Закон, другой Принцип жизни, Который смог бы обеспечить меня недостающим, я готов покориться Ему, вверить Его воле свою.

Прийти к такому убеждению, значит стать на путь борьбы с собственными «воинствующей» гордыней, своеволием. Это значит отречься от них. Отречься, чего бы это не стоило. В данном случае имеется ввиду необходимость самоотверженности. Понятное дело. Расстаться с тем, без чего рушится весь привычный образ жизни, изменить существующим «стандартам», свое сознание, «вычленить» себя из того, что стало неотъемлемой частью меня, чревато болью. Болью психо-физической, моральной. Любого рода метаморфозы, как правило, сопровождаются, прежде всего, внутренним стрессом. Противоборство с нажитыми годами привычками, пристрастиями, прихотями, попытка искоренить глубоко вросший в сердце человека ЭГОизм, — практически то же, что заживо вырывать из его плоти жилы и кости. В этом смысле самоотверженность — это готовность без малейшего саможаления и самопощады пожертвовать собой ради преследуемой Идеи, мужественно пережить связанную с этим боль.

Бесспорно, идти путем самоотречения и самоотверженности — работа не для ленивца. Как видим, она требует колоссальных, и, главное, беспрерывных и разносторонних усилий со стороны человека. В то же время, это единственное условие, при котором «объединение» с Богом возможно. Потому что тот, кто пришел к сознанию, что ему необходим Бог, и необходим настолько, что ради Него он готов свою голову с плеч сложить, не станет довольствоваться лишь уверенностью в Его вездесущии. В состоянии «жажды» Бога он естественно будет искать с Ним реальной встречи. Искать «точку соприкосновения» в соответствующей ему плоскости бытия, что бы «объединиться» с Ним всей своей личностью. «Объединиться» ощутимо, очевидно, «практически», чтобы быть вне сомнений в реальности происходящего.

Источник с изменениями и правкой редакции: Клуб православных литераторов «Омилия» (http://www.logoslovo.ru/forum/all/topic_9317/)