«Если бы счастье заключалось в телесных удовольствиях,
то мы должны были бы называть счастливыми быков,
когда те находят горох для еды»
Гераклит Эфесский

Счастье — это, пожалуй, то единственное, в отношении чего человек предельно активен и трудолюбив. В поиске его он не только стабилен, но и неутомим. «Да и как иначе, — скажет он, — ведь я не враг самому себе. Более того, я достаточно самолюбив. И отказываться от комфорта и наслаждения вовсе не намерен. Не свойственно мне это. Да и, признаться, подвластен я неудержимому, внутреннему влечению к личному благу».

В этих словах максимум правды. Тот факт, что человечество беспрерывно стремится к достижению «счастья», «блага», — давно не новость. Интересно другое. Удивительное единомыслие в вопросе «что такое счастье?» Не иначе, как и впрямь сговорились. Хотите убедиться? Спросите. Окажется, что чуть ли не каждый житель планеты Земля понятие «счастья» связывает с тем, что относится к категории «сиюминутного», «преходящего».

Счастье «по-человечески»

Земное благо — именно на нем, если не исключительно, то, как минимум в первую очередь, сосредоточена жизнедеятельность homo sapiens.

Что в этом плохого? Ничего, кроме последствий. Ведь дело здесь не в самой вещи, а в отношении к ней, в уровне ее оценивания человеком, а так же присвоенной ей степени жизненной значимости. От этого во многом зависит и результат использования благ земных.

Если, скажем, для человека «обмирщенное» счастье — самоцель его существования, каковы будут последствия такого мировосприятия? Не мучительное ли чувство «неполноты» преисполнит его чуткое сердце? От того, что то «счастье», которое вдруг оказалось в его руках, не в силах удовлетворить однажды и в той максимальной мере, которую он способен воспринять. Такое «счастье», в конечном счете, сиюминутно, мгновенно. Придя, оно тут же ускользает, оставляя после себя лишь ощущение лишенности и пустоты.

К чему приводит счастье под названием «Золотой телец»?

Не потому ли формируется статистика из фактов самоубийств, совершенных «благополучными мира сего»? Чего же не хватает людям, имеющим все то, что вполне исчерпывает понятие их «счастья»?

Спокойствия. Да, именно спокойствия. Ведь то «счастье», которое избрало человечество, тем менее успокаивает его, чем более оно приобретается. Трагедия в том, что такое «счастье» не ликвидирует «закон энтропии». Человек остается уязвимым разрушением и смертью, независимо от уровня и качества собственного вещественного благополучия.

От осознания беспомощности того «Золотого тельца», которого человек назвал своим «счастьем» и «надеждой», — он страдает и мучится. Ни звание «Властелина», ни корона, ни трон, не рассеивают его уверенности в собственной беззащитности, не гарантируют жизнь и благополучие в завтрашний день. Разочарованный в «объекте» собственной любви он погружается в бездну отчаяния и беспокойства. Одержимый ими он увядает и гибнет.

Счастье в другом варианте

Но может быть есть другой вариант счастья? Того счастья, которое устраняет страх смерти, боязнь лишиться чего-то, — счастья, которое преодолевает психо-физическую зависимость от собственных, разрушительных привычек и пристрастий. Того счастья, наконец, которое вызволяет из рабства тирана, беспрерывно склоняющего к злу.

Где он — этот путь, ведущий к свободе, спокойствию?

Вопрос достаточно закономерный с точки зрения Вечности. Именно ей он, по-видимому, и адресован. Это вполне логично. Ибо что, как не Вечность может быть более востребованным в условиях иллюзорного «счастья», которое не предотвращает жажду человека, а лишь усиливает ее?

К Вечности с вопросом: «что такое счастье?»

Итак, если категория земной действительности не предполагает полноценного счастья, которое бы удовлетворило вполне, а между тем человек не перестает стремиться к нему, — стоит ли в таком случае пренебрегать возможностью попытки его обретения в иной плоскости бытия — в Вечности?

Если нет, — добро пожаловать в мир религий! Потому что именно здесь вопрос вечности первичен. Собственно, и самой религии стержнем являются приоритеты непреходящего значения.

Потому-то, очевидно, религиозный ум и сознание и устремлены за пределы времени и пространства; сердце борется с зависимостью от разрушительного и вредоносного зла; а воля противодействует мощному натиску животного инстинкта.

Впрочем, у всякой религии свои по этому поводу суждения. Для нас важно, что именно религия как в рациональном отношении, так и опытном, наиболее компетентна в интересующем нас вопросе.

Мнение христианства по поводу счастья

Что же, наконец, скажет религия? Вопрос этот мы адресуем, пожалуй, сразу христианству. Хотя бы только потому, что с точки зрения человеческого опыта, его логики и личностных запросов и потребностей, вероучительная доктрина именно этой религии наименее противоречива и сомнительна.

Доверие христианству тем больше, чем меньше оно может в чем-либо быть опровергнуто.

Не хочется вдаваться в детальное исследование тех или иных вероучений, чтобы доказать истинность лишь одной из них (ибо истина одна). Тем не менее, лично у меня вызывает доверие только та религия, чей Бог не абстрактный или замкнутый в своем мире и безучастный, а Тот, Кто не только говорит, но и действует; не только ставит задачу, но и реально помогает выполнить ее.

Такого Бога исповедует только христианство. Он — Христос, доказавший Свою безграничную любовь в акте Личного присутствия и участия в жизни человека. Его стопы коснулись земли, чтобы пройти путь здешней жизни вместе с человеком, научить его, умереть за него, оживить в Своем славном Воскресении, а затем сообщить благодатную силу для преодоления препятствий на пути к улучшению, преображению, святости, Счастью. Не брошенный Богом человек на произвол судьбы только в христианстве. Ему и предлагаю свой вопрос.

«Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные и Я успокою вас» (Мф. 11, 28) — в этих словах Христос четко обозначил проблему всего человечества. Она — ни в нищете и ни в богатстве, ни в славе и ни в бесчестии. Она — в отсутствии покоя. Равно беспокоен и богатый, и нищий, и царь и раб. Именно в этом несчастье и того, и другого. Потому, Спаситель и обещает тем, кто к Нему обратится ни что иное, как спокойствие, покой. И речь здесь не о том равнодушном ко всему, пассивном покое, к которому призывает буддизм и который приобретается искусственным путем. Ибо жизненный опыт человека показывает, что в высшей степени сложно противостоять тому, что, собственно, и лишает человека покоя, — собственным зависти, гневу, злобе, ненависти. Как бы он не старался избавиться от этих недугов самостоятельно, в итоге он оказывается бессильным.

Он скроет эти пороки за завесой улыбки, теплого взгляда, услужливости, но не сможет удержать их и уж тем более умертвить внутри себя.

Поэтому Всеведущий, Всемогущий Бог и предлагает человеку Свою помощь, говоря о покое Источником которого является Он Сам. И, который возможен только в условиях тесного с Ним союза.

Что это за помощь? Благодать Святого Духа, которая производит в сердцах верующих любовь, радость и мир (Рим. 14, 17; Гал. 5, 22). Это тот Божий дар, в котором человек находит успокоение.

На первый взгляд может быть в этом и нет ничего удивительного. Вокруг нас немало людей, испытывающих радость, вполне любвеобильных и миролюбивых. Но вопрос в том, насколько устойчивы они в этом состоянии, насколько постоянны.

Вряд ли нам удастся найти того, кто бы находился в одной поре неизменно. Иной раз что-то, да и выведет из себя, разбудит спящего внутри буйного зверя. Порой кажется, что человека словно подменили. Выясняешь в чем дело. Оказывается, что кто-то перестал оказывать жизненно важную услугу — удовлетворять его собственное ЭГО.

Известное дело. Человек человеку — друг до тех пор, пока они оба друг-другу взаимовыгодны. Легче любить того, кто угождает и кто в чем-либо полезен.

Такая любовь по сути односторонняя, потребительская, в которой нет ни самоотдачи, ни, тем более, жертвы. В аскетической, святоотеческой литературе такую любовь обычно называют обмирщенной, плотской, которая не способна, в силу своей грубой природы вызывать в человеке те «мир» и «радость», о которых речь была выше. Я бы сказал даже, что «мир» от такой любви больше похож нисколько на состояние всей личности — устойчивое устроение духа, сколько на временное «перемирие» в условиях взаимоугождения; а «радость» — на кратковременную эйфорию, всплеск эмоции.

Трудно верится, что человек, оказавшийся в таком жалком положении сполна доволен, спокоен и счастлив. Да и вряд ли ему комфортно находиться в шкуре актера, играющего «в любовь» с кем-то, к кому он, по меньшей мере, равнодушен.

Источник с изменениями и правкой редакции: Клуб православных литераторов «Омилия» (http://www.logoslovo.ru/forum/all/topic_9317/)

(Окончание следует)