Святой праведный Николай Кавасила, архиепископ Фесалоникийский Семь слов о жизни во Христе. Слово 1
Слово первое. О том, что она созидается посредством Божественных таинств: Крещения, Миропомазания и священного Приобщения
Жизнь во Христе зарождается в здешней жизни и начало приемлет здесь, а
совершается в будущей жизни, когда мы достигнем оного дня.
И ни настоящая жизнь не может совершенно вложить ее в сердца людей,
ни будущая, если не получит начатков ее в сей жизни. Ибо поелику в
настоящей жизни помрачает плотское, и здешний мрак, и тление, не могущее
наследовать нетление, то Павел почитал лучшим разрешиться, дабы со
Христом быть: Разрешиться, — говорит он, — и со Христом быть много паче лучше
(Флп.1:23). А жизнь будущая, если и приемлет людей, не имеющих сил и
чувств, которые нужны для жизни оной, то для таковых нисколько не
послужит ко благополучию, но как мертвые и несчастные будут они обитать в
блаженном оном и бессмертном мире. А причина та, что хотя свет сияет и
солнце доставляет чистый луч, но не образуется тогда глаза ни у одного
человека, и благоухание запаха изливается обильно и распространяется
повсюду, но чувства обоняния от сего не получает тот, кто не имеет его.
Посредством таинств возможно в день оный сообщиться с Сыном Божиим
друзьям его и узнать от него то, что слышал он Отца; но и приходить к
нему нужно будучи другом его и имея уши. Ибо там нельзя составлять
дружбу и отверзать уши и приготовлять брачную одежду и уготовлять
прочее, что нужно в брачном чертоге, но местом для приготовления всего
этого служит настоящая жизнь, и у кого не будет сего прежде отшествия, у
тех нет ничего общего с оною жизнью. И свидетели сему пять дев и оный
званый на брак, поелику пришли, не имея ни елея и ни одежд брачных
(Мф.25), то не могли уже приобрести их. Подлинно внутреннего нового
человека, созданного по Богу, чревоносит мир сей, и зачатый уже здесь и
совершенно уже образовавшийся рождается он в оном нестареющем мире. Ибо
как зародыш пока находится в темной и ночной жизни, в то время природа
приготовляет его к жизни в свете и образует как бы по закону той жизни,
какую нужно ему восприять — подобным образом случается и со святыми. И
сие сказал апостол Павел в Послании к галатам: Чадца моя, ими же паки болезную, дондеже вообразится Христос в вас
(Гал.4:19). Но оные зародыши не доходят никогда до ощущения сей жизни;
блаженные же и в настоящей жизни имеют многие ощущения будущего. А
причина та, что для первых еще жизнь настоящая не настает, а есть для
них в буквальном смысле будущая. Ибо во вместилище зародышей не бывает
ни луча, ни чего-либо иного, что поддерживает сию жизнь; у нас же не
так, но оная будущая жизнь как бы вливается и примешивается к сей
настоящей, и солнце оное и нам воссиявает человеколюбиво, и пренебесное
миро истощено в зловонных местах, и хлеб ангельский дан и людям. Посему
не располагаться только и приготовляться к жизни, но и жить уже оною
жизнью и действовать возможно святым даже в настоящей жизни. Емлися за вечную жизнь (1Тим.6:12), — говорит Павел, — и живу же не ктому аз, но живет во мне Христос
(Гал.2:20). И божественный Игнатий: «Есть вода живая и говорящая во
мне» (послание к Римл., гл 6), и многим подобным сему наполнено Писание.
Кроме всего этого, когда возвещено, что Сама жизнь всегда
соприсутствует святым, ибо сказано: се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Мф.28:20), зачем думать иначе?
Ибо вверивший земле семена жизни, ввергший на нее огонь и меч, не
удалился тотчас, предоставив людям возращать, пытаться сожигать и
употреблять меч, но Сам присутствует истинно, действуя в нас и еже хотети и еже деяти,
как говорит блаженный Павел (Флп.2:13), и Огонь Сам возжигает и вносит,
и меч держит сам. И подлинно, не прославится секира без владеющего ей и
где не присутствует Благий, там не может быть ничего доброго. И не
присутствовать только со святыми обещался Господь, но и пребывать у них
и, что лучше сего, обитель в них сотворить. И что я говорю — когда
сказано, что он соединяется с ними так человеколюбиво, что бывает един
дух с ними: прилепляйся Господеви един дух есть (1Кор.6:17), и еще: едино тело и един дух, яко же и звани бысте
(Еф.4: 4), по слову Павла. Ибо как неизреченное человеколюбие и любовь
Бо-жия к роду нашему превосходит разум человеческий и приличествует
одной божественной благости. Ибо это есть мир Божий, превосходяй всяк ум
(Флп.4:7); подобным же образом следует, что и единение его с
возлюбленными выше всякого единения, так что сего никто не может понять и
изобразить каким-либо подобием. Потому и в Писании нужны были многие
подобия, дабы можно было обозначить оное соединение, так как одного
подобия было недостаточно, и указывает он то на жителя и дом, то на
виноградную лозу и ее ветви, то на брак, то на члены и главу, из коих
ничто не равно оному единению, ибо от сих уподоблений нельзя точно дойти
до истины.
Ибо весьма нужно, чтобы за дружеством следовало и соединение; что же
может быть равно божественной любви? Потом, кажется, что брак и согласие
членов с головою лучше всего обозначают связь и единение, но и сие
весьма далеко отстоит от истины и нужно еще многое, чтобы объяснить
сущность дела. Ибо брак не так соединяет людей, чтобы соединенные
пребывали и жили друг в друге, что случилось со Христом и Церковью.
Почему божественный апостол, сказав о браке: тайна сия велика есть, — прибавил, — аз же глаголю во Христа и во церковь
(Еф.5:24), показывал, что удивляется не сему, а оному браку. Члены
действительно соединены с главою и живут сим соединением и умирают,
когда их отделяют; но кажется, что и они соединены со Христом более,
нежели со своею главою и Им живут больше, нежели союзом с главою. И это
ясно в блаженных мучениках, которые одно переносили легко, о другом не
могли и слышать; голову и члены отлагали с удовольствием, а от Христа не
могли отступить даже звуком голоса. И скажу еще нечто новое. Ибо может
ли что-нибудь соединиться с другим теснее, нежели как соединяется оно
само с собою? Но и такое единение меньше оного союза. Ибо из блаженных
духов каждый есть одно и то же с самим собою, но со Спасителем соединен
больше, нежели сам с собою. Ибо любит Спасителя больше, нежели самого
себя, и свидетельствует сему слову Павел, молясь быть отлученным от
Христа {Рим.9:3) ради умудрения иудеев, дабы Ему было приложение славы.
Если такова человеческая любовь, то божественной и понять нельзя. Ибо
если лукавые показывают такое благомыслие, что нужно сказать об оной
благости? Когда так превышеестественна любовь, нужно, чтобы и союз, в
который вовлекает он любящих, превышал помысел человеческий, так что и
объяснить его сравнением нет возможности.
Станем же рассматривать и таким образом. Есть многое, чем нужно
пользоваться для жизни: воздух, свет, пища, одежда, самые силы
естественные и члены, — но ничем не приходится пользоваться каждый раз и
для всего, но иногда одним, в другой раз — другим, так как иное иначе
помогает в представляющейся нужде. Ибо одежда одевает нас, а пищи нам не
доставляет; но нуждающимся в трапезе нужно искать чего-либо иного. И
свет не дает нам дышать, а воздух не бывает для нас вместо луча; и
действием чувств членов не всегда пользуемся и употребляем их, но глаз,
иногда и рука остаются без дела, когда нужно слушать; и желающим
прикоснуться достаточно руки, а чтобы обонять или слышать, или видеть,
для сего руки недостаточно, но оставляя ее, мы обращаемся к другой силе.
Спаситель же с живущими в Нем всегда и во всем соприсутствует, так что
всякую нужду восполняет и есть для них все и не допускает обращать
внимания на что-либо иное, ни искать чего-либо в другом месте. Ибо нет
для нуждающихся ничего такого, чем бы Сам Он не был для святых, ибо он и
рождает и взращивает и питает, и свет для них и дыхание и собою Самим
образует для них око, Собою Самим освещает их и дарует им видеть Себя
Самого. Сам Он — Питатель, но вместе с тем и пища, которую Он являет как
хлеб жизни. Сам же есть и то, что доставляет. Он и жизнь для живущих,
миро для дышащих, одежда для желающих одеться. Им только можем мы
ходить, и он же есть и путь и, кроме того, отдохновение на пути, и
предел его. Мы — члены, Он — глава. Подвизаться нужно — Он споборствует,
заслуживающим похвалы Он под в и го положи и к; побеждаем мы — Он
готовый венец наш. Так во всем обращает к Себе Самому и не допускает уму
обращаться к чему-либо иному, ни воспламеняться любовью к чему-либо
сущему. Ибо если сюда устремим желание, Сам присутствует здесь и подает
покой, если туда — и там он, если в иное место -и на сем пути
поддерживает и подкрепляет готовых пасть. Аще взыду на небо, Ты тамо ecu, — сказано, — аще
спиду во ад, та-мо ecu, аще возму криле мои рано и вселюся в последних
моря, и тамо бо рука Твоя наставит мя и удержит мя десница Твоя
(Пс.138:8-10). Принуждением некоторым удивительным и насилием
человеколюбивым привлекая к Себе одному и соединяя с собою одним —
таково, я думаю, принуждение, которым принудил он войти в дом и на
пиршество тех, кого звал, говоря рабу: принудь войти, чтобы наполнился дом мой (Лк.14:23).
Что жизнь во Христе не в будущей только, но и в настоящей жизни
находится в святых, кои и живут ею и действуют, это видно из сказанного.
А почему возможно так жить и, как говорит Павел, во обновлении жизни
ходить, то есть с творящими какие дела так соединяется Христос и так
прикрепляется к ним, и не знаю, как и выразить сие, о сем станем
говорить далее. Происходит сие, с одной стороны, от Бога, с другой — от
нашего тщания, и одно — вполне его дело, другое — и от нас требует
ревности. Впрочем, мы. привносим не более того, сколько нужно, чтобы
сохранилась благодать и не предать сокровища и не погасить светильника
уже возженного. Разумею же тех, кои не привносят ничего такого, что
противодействует жизни и рождает смерть, ибо к тому только служит всякое
человеческое благо и всякая добродетель, чтобы кто-нибудь не обнажил
меча на самого себя и не бежал бы от благополучия и не свергал венцов с
головы своей, так как существо жизни всаждает в души наши сам Христос,
соприсутствуя нам неизреченным неким образом. Ибо он присутствует
истинно и помогает начаткам жизни, которые Сам даровал Своим
пришествием. Присутствует же не как прежде, и обхождением и беседою, и
обращением с нами, и общением, но иным некоторым и совершеннейшим
образом, по которому мы становимся сотелесными ему и соживущими, членами
и тому подобное, что только относится к сему. Ибо как неизреченно
человеколюбие, по которому столько возлюбив самых уничиженных, восхотел
удостоить их величайших благодеяний, и, как союз, которым он соединяется
с возлюбленными, превосходит всякий образ и всякое наименование, так и
тот способ, коим он присутствует и благотворит, дивен и приличен Одному
Творящему дивное. Ибо тех, кои смерти Его, которою он истинно умер ради
нашей жизни, подражают в некоторых символах, как бы на картинах, он
самым делом обновляет и воссозидает и делает общниками жизни Своей.
Ибо в священных таинствах изображая погребение его и возвещая его
смерть, чрез них мы рождаемся и образуемся и преестественно соединяемся
со Спасителем. Ибо чрез них-то мы, как говорит апостол, в Нем живем, и движемся и есмы
(Деян.17:28). Поелику Крещение дарует бытие и всецелое существование о
Христе, ибо оно, приняв мертвых и растленных, первое из всех таинств
вводит их в жизнь. А Помазание миром совершает рожденного, влагая
соответствующую сей жизни силу действования, божественная же Евхаристия
сохраняет и поддерживает его жизнь и здравие. Ибо, чтобы сохранить уже
приобретенное и подкрепить живущих, сие дарует хлеб жизни. Посему сим
хлебом живем, движемся миром, получив бытие от купели. И сим образом
живем в Боге, переместив жизнь от сего видимого мира в невидимый,
переменив не место, но дела и жизнь. Ибо не сами мы подвиглись или
взошли к Богу, но Он Сам пришел и нисшел к нам. Ибо не мы искали, но мы
взысканы были, потому что не овца искала пастыря и не драхма — госпожу,
но Сам он приник на землю и нашел образ и был в тех местах, где блуждала
овца, и поднял ее и восставил от блуждания, не переместив людей отсюда,
пребывающих на земле небесными соделал и вложил в них небесную жизнь,
не возводя на небо, но небо преклонив и низведя к ним. Ибо, как говорит
пророк, приклони небеса и сниде (Пс.17:10). И так посредством
сих священных таинств, как бы посредством оконцев, в мрачный сей мир
проникает Солнце правды и умерщвляет жизнь, сообразную с миром, и
восстановляет жизнь премирную, и Свет мира побеждает мир, что обозначает
Спаситель, говоря: Аз победах мир (Ин.16:13), когда в смертное
и изменяющееся тело ввел жизнь постоянную и бессмертную. Ибо как в
доме, когда проникнет в него луч, светильник не обращает на себя взоров
смотрящих, но привлекает их всепобеждающая светлость луча: подобным же
образом и в сей жизни светлость будущей жизни, проникающая в души и
внедряющаяся в них посредством таинств, побеждает жизнь во плоти и
омрачает красоту и светлость мира сего. И такова-то жизнь в духе,
которою побеждается всякое пожелание плоти по слову Павла: духом ходите и похоти плотския не совершайте
(Гал.5:16). Сей путь продолжил Господь, пришедши к нам, и сию отверз
дверь, вошедши в мир, и восшедши к Отцу, не допустил заключить ее, но и
от Отца через сию дверь приходит к людям, паче же всегда присутствует с
нами и пребывает, и пребудет навсегда, исполняя оные обещания. Итак, несть сие, но дом Божий, и сия врата небесная, —
сказал бы патриарх, коими нисходят на землю не только ангелы, ибо они
присущи каждому принявшему Крещение, но и Сам Господь ангелов. Посему
когда, как бы на письме предначертывая свое крещение, Сам Спаситель
восхотел креститься Крещением Иоанновым, показывая, что чрез Крещение
только мы можем узреть небесные пространства и тем указано было, что
нельзя войти в жизнь некрещеному, тем же указано и то, что купель есть
вход и дверь. Отверзите мне врата правды (Пс.117:19), говорит
Давид, желая, как я думаю, чтобы отверзлись сии врата. Ибо это есть то
самое, что желали видеть многие пророки и цари, именно пришествие на
землю Художника этих врат; почему, если бы, — говорит Давид, — случилось
ему воспользоваться входом и пройти чрез сии врата, то он принес бы
исповедание Господу, разделяющему стену. Вшед в ня, — говорит, — исповемся Господеви
(Пс.117:19). так как чрез сии врата получил бы он возможность
достигнуть до совершеннейшего познания о благости и человеколюбии Божием
к роду человеческому.
Ибо какой может быть лучший знак благости и человеколюбия Божия, как
не то, что он, омывая водою, очищает душу от нечистоты, помазуя миром,
воцаряет в небесном Царстве и насыщает, предлагая свое Тело и Кровь? Что
люди соделываются богами и сынами Божиими и природа наша чествуется
честью божественною и персть возвышается до такой славы, что
соделывается подобочестною и даже подобную божественной природе — с чем
можно сравнить сие? Чего еще недостает в сем преизбытке обновления? Ибо
это есть добродетель божия, которая покрыла небеса и всю превзошла тварь
и всякое дело Божие сокрыла, препобедив их величием и красотою. Ибо из
всех дел Божественных, столь многих и столь прекрасных и великих, нет ни
одного, которое бы яснее других показывало мудрость и искусство Творца,
и нельзя сказать, чтобы из существующего могло быть что-либо и лучше и
многообразнее. Если же возможно, чтобы дело Божие было так хорошо, так
благо, что состязалось с оною мудростью и силою и искусством и, так
сказать, уравнилось с беспредельностью и, подобно оттиску, показывало
все величие Божественной благости, помышляя, что оно может препобедить
все. Ибо если в том всегда дело Божие, чтобы раздавать блага, и для сего
все творит Он, и такова цель уже бывшего и того, что будет после (чтобы
изливалось, — сказано, — благо и руководило), то сие совершая всех Бог
даровал благо самое большее и лучше коего не имел дать, так что это есть
самое большее и лучшее дело благости и конечный предел доброты. А
таково дело домостроительства, совершенное о людях. Ибо здесь не просто
сообщил Бог естеству человеческому несколько блага, сохранив большее для
Себя, но все исполнение Божества, всего Себя вложил в него как
естественное его богатство. Посему и сказал Павел, что правда Божия по
преимуществу открылась в Евангелии (Рим.1:17): ибо если есть какая
добродетель Божия и правда, она состоит в том, чтобы всем независтно
даровать свои блага и общение блаженства. Посему священнейшие таинства
правильно можно назвать вратами правды, потому что крайняя к роду
человеческому любовь и благость Божия, в чем состоит Божественная
добродетель и правда, их соделали для нас восходом на небеса.
И иным еще способом, по некоему суду и правде воздвиг Господь сей
трофей и даровал нам сию дверь и сей путь. Ибо он не силою похитил
тленных, но дал за них выкуп и связал сильного не тем, что имел большую
силу, но осудив его судом праведным, воцарился в доме Иакова, разрушив в
душах людей насильственную власть не потому, что возмог разрушить, но
потому, что справедливо было разрушить ее. И на сие указал Давид,
говоря: Правда и суд уготование престола (Пс.88:15). Правда не
только растворила сии врата, но и достигла чрез них до нашего рода. Ибо в
первые времена, прежде, нежели Бог пришел к людям, нельзя было найти
правды на земле. Ибо принимал с небеси и искал ее сам Бог, от Которого
она не могла сокрыться, если бы только была, но несмотря на то, не нашел
ее: Вси, — сказано, — уклонишася, вкупе неключими быша, несть теорий благостыню, несть до единого
(Пс.13:3). После же того, как истина от земли воссияла сидящим во тьме
лжи и сени, тогда и правда с небесе приникла, в первый раз истинно и
совершенно явившись людям, и мы были оправданы, освободившись прежде
всего от уз и наказания, когда не сотворивший неправды защитил нас
смертью крестной, в которой понес наказание за то, что сделали мы
дерзостного; потом чрез оную же смерть сделались мы и друзьями Божиими и
праведными. Ибо Спаситель своею смертью не только освободил нас и
примирил Отцу, ни и дал нам область чадом Божиим быти, с собою соединив
естество наше посредством плоти, которую восприял. каждого из нас
соединяя со своею плотью силою таинств. И таким образом Свою правду и
жизнь низвел в души наши, так что посредством священных таинств возможно
стало людям познавать и совершать истинную правду. Если же по Писанию
были многие праведные и други Божий прежде пришествия Оправдывающего и
Примиряющего, нужно разуметь сие преимущественно по отношению к
будущему, именно, что они соделались таковыми и приготовлены были
прибегать к имеющей открыться правде и освобождены, когда даровано было
искупление, узрели, когда явился свет, и отрешились от образов, когда
открылась истина. И в том различие между праведными и злыми, которые в
одних находились узах и тому же подлежали рабству, что одни с
неудовольствием переносили оное порабощение и рабство и молились, чтобы
разрушено было узилище и разрешились оные узы, и желали, чтобы глава
тирана сокрушена была пленниками, а другим ничто настоящее не только не
казалось странным, но они еще и утешались, находясь в рабстве.
И в оные блаженные дни были подобные им, кои не приняли воссиявшего в
них солнца и старались, сколько можно, погасить его, делая все, что, по
их мнению, могло уничтожить лучи его. Почему одни освободились от
рабства ада, когда явился царь, другие же остались в узах? Как из
болящих те, кои всячески ищут врачевания и с удовольствием видят врача,
обыкновенно бывают лучше и терпеливее тех, кои даже и не знают, что они
больны и удаляются от лекарств, ибо таковых, кажется мне, врач, еще не
врачуя, назовет уже выздоравливающими, если только не сознает, что его
искусство бессильно болезни. Таким же образом в оные времена Бог
призывал некоторых праведных и возлюбленных Ему. Ибо со своей стороны
они сделали все и показали возможную правду, что и соделало их
достойными разрешения, когда явится Могущий разрешить, но не разрешило
их. Если бы это была истинная правда, то и они, отложив тело сие, были
бы в мире и в руке Божией, говорит Соломон (Прем.3:13); теперь же, когда
отходили они отсюда, их принимал ад. Ибо истинную правду и содружество с
Богом, не как прежде бывшую в чуждых странах только, возвратил Владыка
наш, но Сам ввел ее в мир, и путь, возводящий на небо не как прежде
существовавший только нашел, но Сам проложил его. Ибо если бы путь сей
существовал, то и иной кто-либо из прежних открыл бы его; теперь же никтоже взыде на небо, токмо сшедый с небесе Сын человеческий, сый на небеси
(Ин.3:14). Поелику же прежде креста нельзя было найти отпущения грехов и
освобождения от наказания, — как можно было думать о правде? Ибо
несообразно, думаю, было бы прежде примирения стать в лике друзей и еще
обложенных узами прославлять увенчанными, словом, если бы все сие
совершил агнец оный (пасхальный), какая была бы нужды в сем последующем?
Когда бы тени и образы доставляли искомое блаженство, излишни были бы
истина и дела. Даже то самое, что смертью Христа разрушена вражда и
уничтожено средостение, и мир и правда воссияли во дни Спасителя и все
подобное сему, какое бы имело место, если бы прежде жертвы оной были
други Божий и праведные? И доказательство сему следующее. Ибо тогда
закон соединял нас с Богом, а теперь вера и благодать и сему подобное.
Отсюда ясно, что тогда было рабство, а теперь сыновство и содружество
служат общением людей с Богом, ибо закон для рабов, а для друзей и
сынов — благодать и вера и дерзновение. Из всего этого становится ясным,
что перворожденный из мертвых есть Спаситель и никто из умерших не мог
ожить в бессмертную жизнь, когда еще не воскрес он. Подобным образом и к
освящению и правде руководит людей один Он, и сие показал Павел,
написав: Предтеча о нас вниде во святая Христос (Евр.6:20). Ибо
вошел в святая, Себя самого принося Отцу, и вводит желающих,
приобщившихся Его смерти, умерших не как он, но в купели изобразивших
оную смерть и возвестивших некоторым образом помазанных и благоухающих
Самым умершим и воскресшим. И сими вратами вводя в Царство, ведет их и к
венцам.
Сии врата много досточестнее и удобнее врат райских. Те не
отверзаются ни для кого, кто не прошел прежде чрез сии врата, а сии
отверсты и тогда, когда заключены те. Те могут и вон выводить — сии
вводят только, а не выводят никого. Те и могли быть заключены и опять
отверзлись, а в сих навсегда разрушены и уничтожены завеса и средостение
и нельзя уже восстановить преграду и приделать двери и стеною отделить
миры один от другого. И не просто отверзлись, но и разверзлись небеса,
сказал чудный Марк (1:10), показывая, что не осталось уже ни дверей, ни
затворов, ни завесы какой-либо. Ибо примиривший и соединивший и
умиротворивший высший мир с низшим и средостение ограды разрушивший, не
может отречься самого себя, говорит блаженный Павел (2Тим.2:13). Ибо те
врата, кои отверсты были ради Адама, конечно, надлежало заключить, когда
Адам не пребыл в том, в чем должен был пребыть. А сии отверз сам
Христос, который не сотворил греха и не может согрешить, ибо правда его,
сказано, пребывает во веки. Посему совершено необходимо, чтобы они
оставались отверстыми и вводили в жизнь, а выхода из жизни не доставляли
никому. Ибо Аз приидох, — сказал Спаситель, — да живот имут
(Ин.10:10), а жизнь, которую принес Господь, состоит в том, чтобы
приходящих посредством сих таинств соделать участниками Своей смерти и
причастниками страданий, а без сего никому нельзя избежать смерти. Ибо
не крещеному водою и Святым Духом нельзя войти в жизнь, равно и не
вкушающие Плоти Сына Человеческого и не пиющие Его Крови не могут иметь
жизни в себе самих.
И посмотрим выше. Жить в Боге еще не умершим для грехов невозможно, а
умертвить грех возможно только одному Богу. Ибо сделать сие надлежало
бы людям, ибо будучи праведными, мы способны были бы, потерпев
поражение, возобновить борьбу, но сие сделалось совершенно невозможно и
не по силам нашим, когда мы сделались рабами греха. Каким же образом
сделаемся мы лучшими, оставаясь в рабстве? И хотя бы сделались лучшими,
но раб не больше господина своего. Поелику же тот, кому следовало
уплатить сей долг и одержать сию победу, был рабом того, над кем
надлежало получить власть чрез борьбу, а Бог, для которого возможно сие,
никому не был должен, потому ни тот, ни другой не предпринимал борьбы и
грех жил, и невозможно было уже, чтобы воссияла для нас истинная жизнь,
эта победная награда, с одной стороны, имеющего долг, с другой —
имеющего силу; потому надлежало соединиться тому и другому и одному и
тому же иметь оба естества: и подлежащее брани и могущее победить. Так и
сделалось. Бог Себе присвояет борьбу за людей, ибо он человек, а
человек побеждает грех, будучи чист от всякого греха, ибо он был Бог. И
таким образом естество освобождается от поношения и облагается венцом
победы, когда пал грех. А из людей хотя никто не победил и не боролся,
несмотря на сие, люди разрешены от оных уз; сотворил же сие сам
Спаситель тем, что доставил он, чем каждому из людей дал власть
умерщвлять грех и соделываться общником его победы. Поелику после оной
победы надлежало быть увенчану и торжествовать, а он испытал раны и
крест и смерть и прочее, как говорит Павел: Вместо предлежащая Ему радости претерпе крест, о срамоте нерадив
(Евр.12:2), что же случилось? Он не сделал никакой неправды, за которую
бы нести такое наказание и не имел в себе ничего такого, в чем мог бы
обвинить Его клеветник самый бесстыдный, а раны и скорбь и смерть
изначала измышлены были за грехи. Как же допустил сие Владыка, будучи
человеколюбив? Ибо благости не свойственно утешаться страхом и смертью.
Потому вслед за грехи допустил Бог смерть и скорбь, чтобы не столько
наказание налагать на согрешившего, сколько предлагать врачевство
заболевшему. Поелику же к делам Христовым нельзя было применить сего
наказания и Спаситель не имел в себе никакого следа немощи, которую
нужно было бы уничтожить принятым врачевст-вом, то на нас переходит сила
сей чаши и умерщвляет находящийся в нас грех и раны невинного
становятся наказанием за повинных во многом. И поелику наказание было
велико и удивительно и гораздо больше, нежели столько нужно было, чтобы
вознаградить за человеческое зло, то оно не только от наказания
освободило, но принесло такое обилие благ, что на самое небо восходят и
там приобщаются Царства Божия сущие от земли, враждебные, связанные,
порабощенные, побежденные. Ибо драгоценна была оная смерть, насколько
человеку нельзя и понять, хотя за малую некоторую цену куплена была
убийцами по соизволению Спасителя, чтобы и сие восполнило его убожество и
бесчестие, дабы чрез продажу претерпев свойственное рабам,
сокровиществовать поношение. Ибо приобретением почитал бесчестие за нас,
а маловажностью цены означается, что туне и даром принял он смерть за
мир. Добровольно умер никому не сделавший неправды ни в чем, ни в
отношении к жизни, ни к обществу, предначав и для убийц благодеяния
много превышающие все желания и надежды.
Но что я говорю о сем? Умер Бог, кровь Божия излита на кресте. Что
может быть драгоценнее сей смерти, что страшнее ее? Чем столько
согрешило естество человеческое, что нужно было такое искупление? Какова
должна быть язва, что для уврачевания ее нужна была сила такого
врачевства? Ибо надлежало, чтобы грех был искуплен каким-либо наказанием
и чтобы только понесшие достойное наказание за то, в чем согрешили пред
Богом, избавлены были от осуждения. Ибо уже не может быть обвинен
наказанный в том, за что понес наказание, из людей же нет никого, кто
будучи чист, Сам потерпел бы за других, так как никто не в силах вынести
надлежащее наказание ни за самого себя, ни весь род человеческий, хотя
бы как можно было ему умереть тысячекратно. Ибо какая цена в том, что
постраждет ничтожнейший раб, сокрушивший царский образ и оскорбивший его
величие? Посему безгрешный Владыка, претерпев многие страдания, умирает
и несет язву, приняв на себя защиту людей, как человек, освобождает же
весь род от осуждения и дарует связанным свободу, потому что Сам не имел
в ней нужды, будучи Богом и Владыкою.
А почему именно истинная жизнь нисходит в нас через смерть Спасителя,
это видно из следующего. Способ, каким мы привлекаем ее в наши души,
есть тот, чтобы совершаться таинствами, омываться, помазываться,
наслаждаться священною трапезою. К совершающим сие приходит Христос и
водворяется в них и соединяется с ними и прилепляется к ним и исторгает в
нас грех и влагает Свою жизнь и силу и соделывает общниками победы — о
благость — омываемых препоясывает и вечеряющих похваляет. Почему же и по
какой причине от купели и мира и трапезы победа и венец, которые суть
плод трудов и пота? Потому что хотя мы не подвизаемся и не трудимся,
совершая сие, но прославляем оный подвиг и удивляемся победе и
прославляем трофей и оказываем весьма великую и неизреченную любовь. И
раны оные и наказание и смерть усвояем себе и сколько возможно.
Привлекаем их в себя и бываем от плоти Умершего и Воскресшего. Почему
справедливо наслаждаемся оными благами, кои от смерти и оных подвигов.
Ибо если кто, проходя мимо мучителя, уловленного и ожидающего казни,
хвалит его и удостаивает венца и оказывает уважение его мучительству и
сам думает умереть с его падением и вопиет против законов, негодует на
правду и делает сие не со стыдом и не скрывая своей злобы, но явно
говоря и свидетельствуя и указывая на него, какого приговора почтем его
достойным? Не накажем ли так же, как и мучителя? Очевидно, так.
Совершенно противное сему, если кто удивляется храброму, радуется о
победителе и сплетает ему венцы, возбуждает крик одобрения и потрясает
театр и с удовольствием припадает к торжествующему и лобызает его голову
и целует его десницу и весьма восторгается о воителе и о победе, им
одержанной, как будто бы ему самому надлежало украсить свою голову
венцом. Не будет ли он от благомыслящих судей признан участником в
наградах победителя, как тот, думаю, разделит с мучителем наказание?
Если касательно злых сохраним то, что должно, требуя наказания за
намерение и помышление, не будет сообразно лишить и добрых следующего
им. Если же прибавить и то, что приобретший оную победу сам не нуждается
в наградах за победу, а всему предпочитает то, чтобы видеть славным на
позорище своего ревнителя и то почитает наградою за свой подвиг, чтобы
увенчан был друг его, ужели неправедно и незаконно сей последний без
труда и опасностей принял бы венец за войну? А это может сделать для нас
сия купель и трапеза и благоразумное наслаждение миром. Ибо приступая к
таинствам, мы мучителя порицаем и презираем и отвращаемся, а победителя
хвалим и удивляемся ему и почитаем и любим его всею душою, так что
обилием желания жаждем его, как хлеба, помазуемся, как миром, и, как
водою, окружаемся. Явно же, что если за нас вступил он в борьбу и дабы
победили мы, Сам претерпел смерть, то нет ничего несообразного и
несогласного в том, чтобы чрез сии таинства доходили мы до венцов. Мы
показываем возможную готовность и, слыша о воде сей, что она имеет силу
смерти Христовой и погребения, веруем всесовершенно и приступаем охотно и
погружаемся, а Он, ибо немалое дает и немалого удостаивает,
приступающим с любовью сообщает то, что было следствием смерти и
погребения, не венец какой-либо доставляя, не славу даруя, но Самого
Победителя, Себя Самого увенчанного, И выходя из воды, мы Самого
Спасителя несем в наших душах, в голове, в очах, в самых внутренностях,
во всех членах, чистого от греха, свободного от всякого тления, каким он
воскрес и являлся ученикам и вознесся, каким приидет опять, обратно
требуя от нас сего сокровища.
А чтобы мы, будучи так рождены и запечатлены от Христа как бы
некоторым видом и образом не внесли никакого чуждого вида, он Сам
охраняет входы жизни. И посредством чего мы, принимая воздух и пищу,
помогаем жизни тела, чрез то же самое и он проникает в наши души и
своими делает оба сии входа, одного касаясь, как миро и благоухание,
другого — как пища. Ибо мы и вдыхаем Его и пищею бывает Он для нас, и
таким образом всячески внедряя Себя в нас и соединяя Себя с нами,
соделывает нас Своим Телом. И бывает для нас тем же, чем глава для
членов. Потому и благ всех приобщаемся мы в Нем, ибо он глава, а
принадлежащее голове необходимо переходит и в тело. И сему нужно
удивляться, что мы не участвуем с Ним в язвах и смерти, но один он
подвизался, а когда надлежит увенчаться, тогда Он делает нас Своими
сообщниками. И сие дело неизреченного человеколюбия не превышает разума и
сообразности. Ибо мы соединились со Христом уже после креста, а когда
Он еще не умирал, не было у нас ничего общего с Ним. Ибо Он — Сын и
Возлюбленный, а мы — оскверненные, и рабы, и своими помыслами являющиеся
Ему врагами; когда же он умер и отдана была цена искупления и разрушено
было узилище диавола, тогда мы получили свободу и усыновление и
содела-лись членами оной Блаженной Главы. А от сего принадлежащее Главе
делается и нашим. И теперь посредством сей воды мы переменяемся в
безгрешных, посредством мира участвуем в Его благодеяниях, посредством
трапезы живем одной с Ним жизнью, и в будущем веке мы боги чрез Бога и
наследники одного и того же с Ним, Царствующие в одном с Ним Царстве,
если только добровольно сами себя не ослепим в сей жизни и не раздерем
царского хитона. Ибо с нашей стороны то только требуется для сей жизни,
чтобы соблюдать дары и хранить благодеяния и не сбрасывать венца,
который сплел для нас Бог со многим потом и трудом. Такова жизнь во
Христе, которую поддерживают таинства. Ясно же, сколько имеет для нее
силы и человеческое усердие, почему желающему говорить о ней прилично
прежде рассудить о каждом из таинств, потом по порядку сказать и о
действовании по добродетели.